Интервью с выдающимся теоретиком и практиком современного права Вениамином Евгеньевичем Чиркиным. За свою долгую жизнь в науке он исследовал вопросы организации публичной власти, единства и разделения властей, переходных форм государственности и многие другие. Им опубликовано свыше 500 научных работ. Вениамин Чиркин – доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ, заслуженный деятель науки РФ, кавалер ордена Трудового Красного Знамени, ордена Отечественной войны II степени.
– Вениамин Евгеньевич, Вы родились в небольшом поселке во Владимирской области и стали всемирно известным ученым. Расскажите о своем детстве, с чего всё началось?
– Я родился 23 октября 1924 года во Владимирской области в поселке Мстёра. Можно сказать, что это был культурный центр. Кинотеатр, магазины и две школы, средняя и семилетка. Сельские ребятишки из окрестных деревень ходили учиться в наш поселок. Семья у нас была небольшая: мама, она работала сельской учительницей, отца я не помню, он умер, когда мне было четыре года, бабушка, дед и сестра. Мама преподавала биологию в школе-семилетке, за свою работу получила орден Трудового Красного Знамени и орден Ленина, что было довольно редко для сельской учительницы. Времена были трудные, но мы жили в своем доме с приусадебным участком, благодаря чему имели свежие овощи и фрукты. Как и все дети, когда настал срок, я пошел в школу. Учился хорошо, по окончании получил аттестат отличника, который давал право поступить в высшее учебное заведение без экзаменов. Но вмешалась война…
– Вас призвали в армию сразу после окончания школы?
– Да, я окончил десятый класс во время войны и через несколько месяцев был призван в ряды советской армии. Как человека с 10-летним образованием меня направили в училище офицеров штабной службы. После шести месяцев обучения мне присвоили воинское звание «младший лейтенант» и направили в танковый батальон 17-й гвардейской воздушно-десантной бригады. Некоторое время мы были в резерве главного командования. Так что на фронт я попал только в августе 1944 года, на Белорусский фронт. Затем меня перенаправили на Карельский фронт, где я и закончил войну. Это был довольно сложный период жизни, но мне повезло – годы войны я прошел без ранений, только с одной контузией.
– Вернувшись с фронта, сразу пошли учиться?
– После войны я написал рапорт с просьбой о демобилизации. В феврале 1947 года наша часть находилась в Мурманске, меня отправили в запас. Вернулся в Мстёру и поступил на работу библиотекарем в вечернюю школу рабочей молодежи. Многие подростки работали во время войны, поэтому была необходимость в таких учебных заведениях. Там я проработал недолго, до августа 1948 года, и подал заявление на юридический факультет МГУ.
– Почему юрфак? С чем связан выбор профессии?
– Я думаю, это связано с моим характером. С детства я был сторонником справедливости, вмешивался в драки, когда старшие обижали младших. А работа юриста, в моем представлении, это всегда поиск справедливости. Наверное, этим и объясняется выбор профессии.
– В сельской школе разве давали знания основ права?
– Нет, не давали. Можно сказать, всё то, что я знал, я почерпнул из книг. В Мстёре была довольно хорошая библиотека. Когда я стал постарше, начал приобретать знания: читать книги, энциклопедию. Я считал, что для того, чтобы стать знающим человеком, нужно прочитать все тома Большой советской энциклопедии. И я их читал. Интересовался правом. Меня привлекло то, что в праве заложен поиск справедливости. Поэтому не колебался. К тому времени я уже имел представление о юридической профессии, о том, чем уголовное право отличается от гражданского, но глубоких знаний у меня, конечно, не было. И сначала учеба в университете давалась с трудом, сказывались четыре года в армии, уступал в знаниях вчерашним школьникам, но потом всё стало на свои места.
– Расскажите, пожалуйста, об учебе в МГУ.
– В те времена занятия на юридическом факультете МГУ вели известнейшие юристы, выдающиеся ученые. По гражданскому праву были доктора юридических наук Екатерина Флейшиц и Владимир Серебровский. Уголовное право преподавал доктор юридических наук, профессор, член-корреспондент Академии наук СССР Арон Трайнин. Было очень интересно и познавательно. Помимо очных занятий, в МГУ существовало множество научных кружков. Я старался как можно глубже изучить юриспруденцию: сначала посещал кружок по истории, потом по теории государства и права. Подготовке курсовых работ мы уделяли большое внимание, так как оценивалось умение писать научные тексты.
– А после окончания обучения?
– Поскольку я был теоретиком, после получения диплома сразу поступил в аспирантуру по истории государства и права, где моим научным руководителем стал профессор Петр Николаевич Галанза, специалист по истории государства и права и истории политических и правовых учений. В 1955 году я защитил кандидатскую диссертацию на тему «Право США в период империализма – орудие расового и национального угнетения».
– Потом распределение? Сегодня многие об этом могут только мечтать…
– Конечно, и я так думал. Более того, аспирантов сразу распределяли преподавателями в юридические вузы, реже в научно-исследовательские институты. Однако к моменту моей защиты диссертации перестали распределять юристов. Нам так и сказали, чтобы мы сами искали себе работу. Но мне повезло, моя жена окончила факультет языкознания, и ей предложили работу преподавателем в Свердловском педагогическом институте. Я же пришел в Свердловский юридический институт, где мне предложили должность преподавателя конституционного права зарубежных социалистических стран. Можно сказать, что с того момента я и стал углубленно заниматься конституционным правом. В 1959 году меня назначили заведующим кафедрой государственного права, а в 1962-м – заведующим кафедрой иностранного и международного права. Позже, в 1964 году, в Ленинградском государственном университете я защитил докторскую диссертацию на тему «Формы государства, переходного к социалистическому типу».
– Почему не стали, например, адвокатом?
– Меня больше интересовала научная работа.
– О чем была Ваша первая монография?
– Первую монографию я издал в 1958 году. Это была книга по теме моей кандидатской диссертации. Она посвящена дискриминации национальных меньшинств в Америке. С тех пор я опубликовал 54 книги, в основном это работы по теории государства и права и по конституционному праву. Дальше я продолжал трудиться в Свердловском юридическом институте, занимался в обществе «Знание», читал лекции на предприятиях – это был ликбез по праву, общественно-государственному устройству. Но гораздо больше внимания зарубежным странам я стал уделять в Институте государства и права в Москве. У института были серьезные связи за границей, а так как я свободно говорил и говорю на английском и французском языках, а также понимаю немецкий, то мне пришлось часто выезжать за рубеж.
– Знаю, что Вы преподавали в Университете Эмори в США…
– Да, в Атланте, штат Джорджия. Меня пригласил профессор Бергман читать курс конституционного права развивающихся стран. Оказывается, у них не нашлось человека, который бы преподавал эту дисциплину. Вообще, американцы – прагматики, занимаются, в основном, своими делами. По их мнению, есть Соединенные Штаты, а всё остальное – где-то далеко. Полгода я работал там, у меня была большая аудитория – 36 студентов. Для Америки это считается очень много, у других преподавателей бывало по 5-10 человек. Поскольку я был штатным профессором, хоть и приглашенным на полгода, я считаюсь также американским профессором.
– На этом Ваша работа за границей закончилась?
– Нет, конечно. Потом меня приглашали и в другие зарубежные вузы. Кроме того, я много занимался консультированием при разработке конституций в развивающихся странах. В то время в мире появились страны социалистической ориентации и были государства, которые боролись за освобождение от колониальной зависимости. Они часто обращались с просьбой предоставить им советского консультанта. У нас не было связей с этими новыми государствами, но были межпартийные связи, специальные постановления политбюро за подписью Брежнева. И я ездил в Лондон, где готовилась конституция Зимбабве, ездил в Южный Йемен. Работать приходилось, конечно, и в СССР – над конституциями Афганистана и Эфиопии.
– Также, знаю, Вы выступали в качестве эксперта при подготовке Конституции РФ, которая была принята в 1993 году…
– Я был экспертом в двух разных комиссиях. Одна по общественным вопросам, которую возглавлял Вениамин Яковлев, а вторая по государственным, там председателем был Сергей Шахрай. Дважды заседания комиссий посещал президент Борис Ельцин. Он слушал и уходил. Наверное, не все знают, что существовало два разных проекта Конституции: один был предложен Верховным Советом, второй – Борисом Николаевичем. Приняли проект Ельцина, но значительное количество положений было перенесено из проекта Верховного Совета.
– В каком состоянии, на Ваш взгляд, находится сегодня российское законодательство? Каковы его сильные и слабые стороны?
– Сильная сторона нашего законодательства состоит в том, что у нас отношения в обществе урегулированы правом, у нас нет крупных проблем. Но есть и масса вопросов, конечно. Есть огрехи, например, в гражданском законодательстве, не решен вопрос о юридическом лице публичного права. Но что касается Конституции, то я считаю, что она у нас неплохая, не хуже, скажем, французской или итальянской.
– А по сравнению с американской?
– Американская конституция очень старая, 1787 года, она не регулирует вопросы общественного строя. Вообще, там есть только система органов государства. В США и прав не было, их внесли лишь спустя четыре года после принятия конституции. И сейчас там нет социально-экономических прав – права на труд, на образование, на здравоохранение. Ничего этого нет. Кроме того, в англо-саксонском праве есть представление, что эти социальные права имеют самый общий характер и нельзя обращаться в суд с жалобой на то, что они не обеспечены.
– Есть ли принципиальные отличия между советским и российским правом?
– Российское право – это смесь элементов социалистического и капиталистического права. Мы признали частную собственность и являемся государством, развивающимся по пути капитализма. Многое теперь сходно с зарубежным правом. В советском праве не было ни прожиточного минимума, ни МРОТ. Сейчас страны идут к сближению, и, видимо, будет новая модель конституции, которая соединит лучшие достижения социализма и капитализма.
– Как, по-Вашему, должна дальше развиваться юридическая наука в России?
– Путь один – использовать те наработки, которые есть за рубежом, и создавать принципиально новое право, которое должно быть правом XXI века. Надо идти дальше, совершенствовать отраслевое законодательство: уголовное, гражданское, административное, конституционное. Научному сообществу и юристам-практикам следует сохранять тесную связь.
– Есть ли перспективы у профессии юриста?
– Да, конечно. И тут важно заметить, что кроме нормы права есть понятия добросовестности, справедливости, разумности. Судья в своей работе учитывает личность преступника, а робот этого никогда сделать не сможет.
– Что бы Вы могли пожелать молодым юристам?
– Молодым юристам пожелание одно, как у Пушкина в «Капитанской дочке»: береги честь смолоду. Если ты избрал юридическую профессию, честь должна быть неотъемлема от профессионализма. И – работать, работать, стремиться к новому, к непознанному.
Роман Череватенко - редактор Пресс-службы Ассоциации юристов России
Видеозапись интервью: